«ПРОСВЕЩЕНИЕ. ИНОСТРАННЫЕ ЯЗЫКИ»

RSS-�����

НИКУДА Я ОТСЮДА НЕ УЙДУ

Вторник 31 июля 2012

Опубликовано в печатной версии журнала. Вып. № 4.

Ефим Израилевич Пассов — известный российский лингвист, доктор педагогических наук, основатель Липецкой методической школы. Основоположник коммуникативного метода обучения иностранному языку. Редакция нашего журнала не сомневается в том, что его программные исследования и замечательные учебники хорошо известны каждому учителю английского и немецкого языков
и в дальнейшем представлении наш гость не нуждается.

вопросы: Анна БЕЛЯКОВА

ключевые слова: живой классик, учитель-легенда, человеческое достоинство

город: Липецк

ЕФИМ ИЗРАИЛЕВИЧ, ДАВАЙТЕ НАЧНЁМ С САМОГО НАЧАЛА: РАССКАЖИТЕ ПРО СВОИХ РОДИТЕЛЕЙ.
Моя мать была воспитательницей детского дома, и воспитание я получил именно там. Было трудно: меня не принимали, думали, что я подсадная утка, пришлось заслуживать доверие. Я в жизни занимался очень многим, единственное, чего я никогда не делал, — это кляуз не писал и подлостей не совершал. Детский дом меня научил никогда не врать. Вообще детдомовцы много сочиняют, у них такая фантазия, могут наговорить всё что угодно. Сначала можно подумать, что они врут, но они не врут — они фантазируют, они возмещают отсутствие того, чего бы хотели. А на самом деле самое страшное в детском доме — это соврать. Тебе уже никогда больше не поверят.

Когда началась война, мне было 11 лет, отец умер за год до войны. Нас с детским домом эвакуировали в Сибирь, жили там пять лет, потом вернулись на родину — в Белоруссию. Там меня пригласили в Минский иняз, пять лет проработал, а потом уехал, потому что не хотел мешать, а хотел создавать своё. Нашёл место, когда мне ректор одного вуза сказал, что у них с методикой пустыня, а я ответил: «Тогда я еду к вам», — и поехал в Липецк. Там я построил уникальный центр, готовил специалистов…

А КАК ВЫ ПРИШЛИ В ПЕДАГОГИКУ?
Это невероятная история. Судьба меня вела. Вообще-то я хотел быть журналистом, но, поскольку меня Бог наградил необычным отчеством, в прежнее время это было невозможно. Я поступал в Белорусский государственный университет на журналистику, сдавал русский и белорусский, который является моим вторым родным языком. Экзамены я сдал на 23 балла, хотя проходной был 18, но меня не взяли. Как раз по этой причине. Я не знал, что мне делать и, можно сказать, совершенно случайно пошёл в институт иностранных языков. Я ходил сразу на два факультета, тогда учились в две смены: английский — немецкий и немецкий — английский, и все первые два года думал, куда бы мне оттуда удрать. На третьем курсе появилась школьная практика. Прошло больше полувека, а я помню всё: пришел в 6А класс, помню тему, помню, как я вёл урок… Я летал.

У Окуджавы есть такие строчки: «Музыкант играл на скрипке.., а я по небу летел». После урока я вышел в коридор, стою «прислонютый», как говорит Жванецкий, к стене, ко мне подходят: «Ефим, что с тобой такое?» Я говорю: «Никуда я отсюда не уйду!» Тогда я понял, что это моё. Самое смешное, что на втором курсе я писал курсовую работу. Есть такая тема «Педагогика как наука», но Пассов же должен сделать всё наоборот, и моя тема звучала «Педагогика как не наука». В те времена за такое могли упечь куда угодно, но попался умный преподаватель: «Я вам поставлю «отлично», написано умно, хорошо, но пройдёт десять лет, вы начнёте заниматься педагогикой и поймёте, как вы сейчас ошибаетесь». Это было в 1951-м году, а в 1961-м я начал преподавать. Так я стал учителем, и это счастье: за все годы не было ни одного дня, чтоб мне не хотелось идти на лекцию.

ИЗ-ПОД ВАШЕГО ПЕРА ВЫШЛО МНОЖЕСТВО КНИГ, И НЕ ТОЛЬКО НАУЧНЫХ…
Пишу много всякого. Вот недавно вышла книга «Мутагенез методики. Как спасти науку», в которой описаны семь болезней методики: гносеологическая дистрофия, компетентностное умопомрачение, терминосклероз, лингводидактическое осложнение, западнизационная наркозависимость и так далее. Во мне живёт несостоявшийся публицист. Когда я начинал писать книги, мне говорили: «Это же ненаучно, тут все понятно!». Много чем занимался: писал пьесы, они даже в театрах шли — бросил, стихи писал и до сих пор пишу, песни тоже.

РАЗ ВЫ ПЕСНИ ПИШЕТЕ, ЗНАЧИТ, И МУЗЫКАЛЬНЫМИ ИНСТРУМЕНТАМИ ВЛАДЕЕТЕ. НА ЧЁМ ИГРАЕТЕ?
Играю на всём. (Смеётся) Вообще мой исконный инструмент — аккордеон, но сочиняю я под гитару. С недавних пор ещё освоил синтезатор — на нём легче записывать, потому что в нём есть память и множество различных функций. Ведь иногда мелодии улетают. Но это всё больше для себя — я никогда не считал себя выдающимся в этой области. У меня есть такое четверостишие:

Я версификатор и рифмоплёт.
И не претендую на большее что-то.
У каждой птицы — свой полёт.
И своя высота полёта.

Я знаю, что я не поэт, хотя многие стихи печатаются, кому-то они очень нравятся, наверно, действительно есть неплохие, ну а песни, конечно, лучше современных. Но никогда я не говорил, что я композитор. Вспомнил ещё одну историю: когда-то я поступал в Ленинградскую консерваторию — поступил, но не стал учиться, потому что у меня не было финансовой возможности. Надо было научиться играть на фортепиано, мне дали три месяца, а у меня только аккордеон, и то не свой. А это конец 40-х, голодные годы — это было страшно, я в классе падал в голодный обморок. Поэтому ни о каком фортепиано не было и речи. Может, это и хорошо: у меня нет музыкального таланта, есть способности, но таланта нет.

«Есть амбиции, а есть амуниции, вот если соотношение — больше амбиций, чем амуниций, это ужасно. Амбиции — это хорошо, но они должны быть обеспечены золотым запасом амуниции, то есть надо очень много делать и много трудиться».

Когда я это понял, я написал четыре пьесы: три из них шли в театре, одна — на телевидении, одна напечатана книгой, но я бросил, потому что опять же понял, что не стану ни Арбузовым, ни Розовым, а быть Афанасием Салынским, который в то время был популярен, я не хотел.

А КАК ВООБЩЕ ПОНЯТЬ, КАКАЯ ОБЛАСТЬ ТВОЯ?
Это очень серьёзный вопрос. Самое главное для человека — определить свои способности. Я думаю, что результат здесь — отсутствие зазнайства и излишней самоуверенности. Есть амбиции, а есть амуниции, вот если больше амбиций, чем амуниций, это ужасно. Амбиции — это хорошо, но они должны быть обеспечены золотым запасом амуниции, то есть надо очень много делать и много трудиться. Я с 12 лет начал работать и понял, что это такое, я довольно рано осознал, что чего-то добиться могу только сам, никто мне не поможет, отца-то не было. Сейчас много говорят о той жизни, о том времени, но редко говорят честно. Конечно, было нелегко, а вы видели рай в какой-нибудь стране?

ЭЛЬДОРАДО…
«Я была бы очень рада, если б было Эльдорадо». Но нет Эльдорадо. Так вот, отвечая на ваш вопрос: надо беречь своё достоинство, но ни в коем случае ничем не кичиться. Когда был первый выпуск моего экспериментального факультета, нашёлся новый «Моисей». Я написал десять заповедей, одна из которых гласила: берегите свое человеческое достоинство. Это я написал, потому что часто моё достоинство, особенно национальное, унижали, этот вопрос очень остро стоял для меня. Но я всё-таки имею в виду человеческое достоинство, нет такой цены, которую можно было бы заплатить за потерю его. И кичиться ничем нельзя. У Эвальда Ильенкова, советского философа, есть статья «Что такое личность». Там сказана совершенно гениальная вещь: личность — это не тот, кто умеет делать что-то, чего не могут другие, а тот, кто может делать то же, что и другие, но лучше всех. Когда-то давно я это прочитал и на всю жизнь запомнил. Вообще всё уже давно сказано, главное — только читать. Меня сделала русская литература, я читал и другую, конечно в подлинниках, собрал фантастическую библиотеку, но её я раздал дочерям, а профессиональную храню — любой аспирант может приехать ко мне в квартиру и написать кандидатскую, что называется, «не отходя от кассы». На мой взгляд, главное в жизни — читать и думать.

РАССКАЖИТЕ О СВОИХ ПЕРВЫХ ВПЕЧАТЛЕНИЯХ ОТ ПОЕЗДКИ ЗА ГРАНИЦУ.
Я не люблю заграницу. Я физиологический патриот. Если вокруг меня не говорят по-русски день, два, три, четыре, я зверею. Я свободно общаюсь и на немецком, и на английском, и, если надо, на француз-ком. Мне плохо, потому что я нахожусь в атмосфере иностранного языка, не вижу этих грязных дорог, развалюх, конечно, я сейчас специально преувеличиваю. Хотите верьте, хотите нет, но первый раз я еле выдержал за границей неделю, а мне надо было быть в ГДР два месяца, я не знал, куда мне деваться. И когда мне предложили на фантастических условиях работать в Германии со штатом в 30 сотрудников и с баснословной зарплатой — в советское время я получал 500 рублей, что было очень большой профессорской зарплатой, а мне предложили примерно в сто раз больше, но хотя бы на год, я сказал, что не выдержу, и не поехал. Это не потому, что я плохо отношусь к людям, я просто не могу долго не слышать русской речи, так же как и белорусской, кстати.

КАК ВЫ СКАЗАЛИ, ЭТО ДВА РОДНЫХ ЯЗЫКА…
Да, с белорусским языком получилась история, я не знал, что знаю белорусский язык. Рос в Белоруссии. Когда мне было одиннадцать лет, началась война, меня эвакуировали. В пятнадцать лет вернулся, пошёл в 9 класс. Мне говорят, что надо сдавать белорусский язык, а я его не знаю. Дали год — в конце 9 класса я должен сдать экзамен, иначе исключат из школы. Что делать? Естественно, то, что я умею, — читать. Я взялся читать белорусскую литературу, всё подряд, и когда я открыл первую книжку, я вдруг с ужасом для себя заметил, что понимаю. Я не знаю каких-то слов, но понимаю, о чём идёт речь. Вдруг этот язык зазвучал у меня в ушах, я читаю, а он мне звучит. Я не знал, почему это происходит. Сдал всё на «отлично». Уехал я из Белоруссии в 23 года, потом выписывал книжки, журналы — поддерживал язык, но разговаривать нигде больше не приходилось.

Но это не конец: сорокалетие родного вуза, меня приглашают как бывшего выпускника, надо выступать, сказали — не больше пяти минут. Я подготовил выступление на белорусском языке. Торжественное собрание, сидят представители правительства, большинство выступает на русском языке. Объявляют меня как выпускника, представителя России, выхожу и обращаюсь к залу: «Шановние товариши, дозвольте сказать мне несколько слов на белорусское мове…» Вдруг наступила мёртвая тишина, прошло секунд пять, дикие аплодисменты, я говорил, сколько мне нужно, минут пятнадцать, наверно. А отец моей жены — из Западной Белоруссии, где как раз и есть настоящий белорусский. Приезжая в гости, я разговаривал со старушкой, у которой «соправное белорусское вымовление». Видимо, впитал. Спустя какое-то время, когда я занялся методикой, среди прочих работ я прочёл книгу «Речь и мозговые механизмы». Там был описан такой эпизод: когда одну женщину оперировали нейрохирурги и ввели электрод в мозг, она заговорила на каком-то языке. Позвали одного специалиста, другого — такого языка не знают, наконец, предположили, что это язык одного племени, которое обитает в Южной Америке. Когда она пришла в себя, её спросили: «Вы такой-то язык знаете?» Она: «Нет». «А вы в такой-то местности были?» «Да. У меня отец археолог. Когда мне было три года, он брал меня с собой — мы жили в этом племени». Оказывается, она жила там два года, то есть два года она слышала их речь, а мозг всё впитывал. Мозг всё помнит, хотя человек и не знает. Только тогда я понял, откуда во мне белорусский язык, это пошло из детства, мы же общались: русские, белорусы, евреи, — и все понимали друг друга. Вот в голове всё и осталось, и, когда я начал читать, «всё во мне очнулось». Сейчас я каждый месяц по пять дней работаю в Белоруссии, с удовольствием еду туда, книги читаю.

РАЗ ВЫ ПРЕПОДАЁТЕ, ВЫ МНОГО ОБЩАЕТЕСЬ С МОЛОДЁЖЬЮ. КАКОЙ ВЫ ВИДИТЕ СОВРЕМЕННУЮ МОЛОДЁЖЬ?
«Печально я гляжу на наше поколенье», как говорил Лермонтов.

ПОЧЕМУ? В ЧЁМ ПРОБЛЕМА?
Проблема, скорее, не в молодёжи. Проблема в том, что наше правительство, наши руководители не видят ценности образования и не понимают того, что никакая модернизация не поможет. Кто будет модернизировать? Индивидуалисты или индивидуальности? Моя концепция называется «Развитие индивидуальности в диалоге культур», а мне не нравится в молодёжи индивидуализм. Но не она в этом виновата. Я болею душой за то, что их делают индивидуалистами. Они растут, как сорная трава. А народ не сорняк, народ — это очень ценный злак, его надо взращивать. Это не вина молодёжи, а их беда.

Оставить комментарий

Вы должны Войти, чтобы оставить комментарий.